« Картины, как дети: приходит время, и необходимо отпустить их из дома навсегда», – так выразился Ярослав Дмитриевич Марковский, даря нам одну из своих работ.
Сегодня минусинский художник – на заслуженном отдыхе. А за его плечами – большой опыт преподавательской деятельности и объемный творческий багаж.
– Ярослав Дмитриевич, ваш дом напоминает картинную галерею: на каждой стене по несколько картин…
– Большинство работ – моей мамы, Александры Ивановны. Она тоже была художником-реалистом, человеком утонченным, из дворян. Родилась в 1904 году, где-то между Курском и Орлом, в семье офицера. Мой дед, которого я никогда не видел (он умер в 1916-м), был полковником, имел поместье, где они жили до революции.
Мама рассказывала, что представители новой власти были «неостроумны», допустив массовую миграцию дворянской интеллигенции. Но потом поняли, что это неправильно, и запретили всякий выезд. Решили «переучивать интеллигенцию», т.е. ставить ее на сторону советской власти. А потом уже воспитывать свою интеллигенцию – рабочую, классовую.
– Представители вашей семьи эмигрантами не стали?
– Обошлось. После смерти деда три его дочери в 20-е годы разъехались. Мама перебралась в Москву, познакомилась с моим будущим отцом, Дмитрием Сергеевичем. Прожили в столице до 1941 года. С началом Великой Отечественной войны отец пошел в ополчение. Мы с мамой уехали к тете в Дагестан, остались жить.
Отец с фронта так и не вернулся. Похоронки не было. Пропал без вести…
– Воспитание сына легло лишь на материнские плечи…
– Мама стала для меня во многом образцом. От нее передалась и любовь к живописи. Моими первыми игрушками были тюбики с красками. А дома у нас всегда было много альбомов с репродукциями, которые я рассматривал и пришел к мысли, что искусство должно нести правду и красоту. Модернизм, на мой взгляд, основан на лжи. А объяснения модернистов «я так вижу» сводятся к желанию эпатировать и привлекать к себе внимание…
После окончания десятилетки я поступил в Махачкале в художественное училище. В 1964-м окончил. Год проработал учителем рисования в дагестанской общеобразовательной школе. И захотелось мне из дома уехать в Ленинград, чтобы понять, что такое теория искусства.
Поступил в Академию художеств на искусствоведческий факультет.
– Открыли истину, которую искали?
– Сначала вообще разочаровался, собирался уходить. Мне хотелось понять, как, пользуясь теми средствами, которые есть, достигнуть лучшего результата. Однажды спросил у преподавателя: «Наш факультет называется «Теория и история искусств». Историю вы нам даете, а как же с теорией?» Четкого ответа я так и не получил.
Но отучился все 5 лет, получил красный диплом. Приехав издалека, мне было стыдно учиться плохо.
– Ребята из небольших городов мечтали окончить Академию с успехом?
– Да. А еще – остаться работать и жить в Ленинграде. Но для этого нужна была постоянная местная прописка. Поэтому многие студенты и студентки искали женихов и невест из числа местных горожан. Мои товарищи грезили полюбить ленинградок. А я после окончания Академии решил возвращаться домой. Но напоследок все-таки подцепил (в прямом смысле этого слова) в Ленинграде свою любовь, но не ленинградку!
– ?!
– Людмила приехала из Сибири в Ленинград к родственникам на каникулы. Свела нас судьба в метро. Стояли рядом. У Люды на брошке была цепочка, которая зацепилась за пуговицу моего пиджака. Я – выходить, она кричит: «Мне не надо здесь выходить!» Отвечаю: «А мне надо». Народ хохочет вокруг. Вышли из вагона метро, стали отцепляться. Присмотрелся: а девушка-то ничего! Пригласил ее в кафе. Так и познакомились. Затем поженились, жили в Махачкале.
В дагестанском пединституте открылся художественно-графический факультет, и меня взяли преподавателем. Работал 10 лет, получил квартиру. Жена трудилась в агрохимлаборатории.
А в 1993-м, когда началась заваруха в Чечне, в Махачкале тоже стало неспокойно. У нас росли две дочки, и мы решили уезжать. Продали квартиру, приехали к сестре жены в Минусинск. Постепенно все устроилось и с жильем. Я работал преподавателем истории искусств в колледже культуры.
– Вы проявили себя и как художник, участвуете в выставках. Ваш живописный стиль – это?..
– Я считаю, что понятие «стиль» к живописи неприемлемо. Стиль применяется в архитектуре и декоративно-прикладном искусстве. Под стилем понимается внешнее проявление внутренних тенденций.
В изобразительном же искусстве стили часто не имеют четко выраженных границ и плавно переходят из одного в другой, находятся в смешении. «Чистых стилей» в живописи вообще не бывает.
Еще путают понятия «стиль» и «художественный метод».
А метод каждого художника, т.е. «как я работаю», это, на мой взгляд, есть личная манера. Мне кажется, два момента определяют художника: его принадлежность к тому или иному художественному методу (реалист или модернист) и его личная манера, «почерк».
– Говоря об искусстве, мы, так или иначе, переходим к культуре. А что есть личная культура?
– Могу сказать свою точку зрения. Любой вменяемый, здоровый человек – он личность. Другое дело – качество личности. Скажем, бандит, пьяница – это одна категория личности. Хирург, спасающий людей, – другая.
На мой взгляд, личность складывается из трех понятий: что человек знает, умеет и (самое главное!) как он относится к другим людям, природе, миру. Можно ведь встретить всезнайку, но негодяя. В основе личности в конечном итоге лежит нравственность.
Елена БЫЗОВА